Когда Энтони – высокий, с кудрявыми светлыми волосами, одетый в красную куртку и облегающие кавалерийского образца бриджи – появился в наполненной паром ванной комнате, сэру Уолдо стоило большого труда оторваться от созерцания обтянутого белой тканью бугра в паху своего адъютанта…
– Да все о том же, – с той же, бесящей сэра Энтони расслабленностью и едва проскальзывающей в интонации иронией ответил князь Юсупов. – У вас же там одни мусульмане, их количество перевалило за сто пятьдесят миллионов. Если пылает дом соседа – позаботься о том, чтобы не загорелся и твой.
– Сидеть сказал! Ты ему ничем не поможешь – навредишь только! Сидеть!
Командир группы примерно нанес цели, подсвечивая себе тусклым красным фонариком карту порта, несколько секунд рассматривал ее, запоминая. Потом двинулся ближе к посту лоцмана, надел микрофон и наушники. Лоцман, не отрывавший взгляда от экрана радара, безошибочно нашел волну, на которой работала станция воздушного десанта: если все получилось штатно, они должны быть километрах в десяти мористее.
Винтовку я закинул за спину, подтянул ремень – в этих развалинах при возможной внезапной встрече с противником она никуда не годится – нужен автомат. Он у меня и был сейчас в руках – та самая трофейная «MASADA». Поскольку ползти здесь ну никак не получится – пригнувшись, перебегаю от одного укрытия к другому. Пахнет гарью, газом, почему-то и дерьмом – как будто канализацию разрушили и все дерьмо хлынуло в город. Под ногами хрустит битый кирпич, где-то попадается и мягкое.
Первый лейтенант Лири в своем подразделении был одним из лучших. В «котики», спецназ ВМФ, худших и не брали, на предварительных испытаниях отсеивались девяносто девять человек из ста, готовых служить в «котиках». Оставались действительно лучшие, которые потом получали специальную подготовку и становились грозными противниками для кого угодно. Они – меч, их дело не рассуждать, их дело – разить. Но сейчас, сидя в главном операционном зале станции, первый лейтенант Тимоти Лири задумывался. Над тем, что ему сказал капрал Мантино, и над тем, что он ему ответил, и вообще над тем, что здесь и сейчас происходит и какого же черта они здесь делают.