Граф был одет по северной моде – строгий камзол, узкие штаны, высокие сапоги с подбитыми металлом носами. Светлые волосы заплетены в традиционную мужскую косу, лицо невозмутимое, в глазах цвета предвечернего неба странный блеск.
– Хорошо-хорошо, дорогая. Но послушай меня… Шлезцы не заслуживают твоей жалости. Ты их не знаешь. Они звери, дикари. И для твоего блага…
Дверь в мою квартиру дубовая, старая и рассохшаяся, и при стуке она выдает не положенное «тук-тук», а мерзкое «бахр-бухр-р». Звук настолько противный, что я предпочитала вставать с колоколом часовенки и бежать в лавку без завтрака, но не просить добрую соседку разбудить меня пораньше. Последний месяц я обещала себе купить к двери колокольчик и просыпаться под мелодичный перезвон, но деньги волшебным образом заканчивались еще за две улочки до нужной лавки. То мне понадобились новые чашки, то шарф, то теплая шаль, то фунт сахара, но до колокольчика дело так и не дошло.
Сперва покрыл поцелуями правую скулу, после двинулся вверх, к виску. Коснулся губами уголка глаза, потерся носом о щеку. Я под напором такой наглости даже плакать перестала.
Хенлин приоткрыл глаза, увидел, что конюх и мальчишка валяются бездыханными на полу, и тяжело вздохнул. Вот бедолаги!
– Извините, но я вообще-то собиралась уезжать.