Пинцет, разумеется, был. Он еще вчера был. Вот только не помог. Впрочем, мужчину мои объяснения не впечатлили, он хотел попробовать сам. Потом этот способ захотели опробовать все остальные. Граф намеревался прекратить безобразие, но я попросила не вмешиваться – а вдруг получится?
– Так ты мне веришь? – удивилась она, ожидая смеха, издевок, недоверия – чего угодно, кроме веры в то, что и для нее самой было тайной каких-то полчаса назад.
Оборотень был здоровенный, с теленка. Огромная серая зверюга, точь-в-точь настоящий волк, разве что крупноват слегка да в глазах светятся почти человеческий разум, злость и нескрываемое веселье. Я налюбоваться не могла на его шкуру: мне бы ее на шубу – и не пришлось бы зябнуть, как сейчас, в старом, местами подлатанном кожухе.
Он решился. Рукоять спрятанного под плащом кинжала приятно охладила руку. Армандо шагнул вперед, оттолкнул одного из слуг инквизиции, который преграждал ему путь, и заскочил на помост.
– Рыжая ехидина! – ничуть не обидевшись, воскликнула Эльсея и весело спросила: – А мысль о том, что я влюбилась, вы не допускаете, юная леди?
– Если встать вот сюда, в этот белый круг, можно увидеть, как светятся ее глаза.