Из последнего и самого свирепого, оголтелого, фанатичного и мерзкого сопротивления Будущему в Семиречье был жёстко и безжалостно выдран целиком весь скелет – с кровеносной и нервной системой. И чудище обмякло и издохло.
– Вот так, – подытожил жадно слушавший второй гость. И, отвернувшись от Шульце, нагнулся к Третьякову-старшему. – А про выработку, Борис Игоревич, вы вот что послушайте. Ребятки тут меня к вам послали зачем? А вот зачем. Есть такая сметка – как выработку поднять, не против новых правил – а поднять. Сметка давно есть, просто раньше мы её и не подавали – кому, «Энергии», что ли?! – Он хмыкнул гневно. – Ну и, само собой, работать будем, как сможем. Я чего пришёл – вот этот разговор послушать. Послушал – понял, надо!
Ещё пару секунд последив за уходящим Спичкой, Денис жадно отвернулся к арене… отвернулся… и его взгляд наткнулся – мельком, случайно – на большущие часы-календарь над рабочим выходом с арены.
– Наше с Войко… – Денис сел в кровати, потянулся снова, посмотрел на часы – нет, ничего он не проспал, просто и во сне продолжал беспокоиться… – Это мой друг – в Петрограде, мы конкурс выиграли…
…А лагерь спал. Уснул мгновенно – весь, кроме поста на входе. Условном входе – просто лёгкие ворота. Ограды у лагеря не было никакой – кроме задних стенок палаток. С моря ровно задувал лёгкий тёплый ветер, влажный и пахнущий фруктами.
– Не понимаю, – наконец признался Шульце. – Я готов услышать эти слова от уважаемой Валерии Вадимовны, она – врач. Но вы?! Вы – офицер организации, которая ставит целью возвращение денег государству!