– Это он что, даже до кровати до своей не добрался? – встревоженно спросила она, без капли своей обычной иронии. Ольга Ивановна вздохнула тяжело и молча показала на кровать Дениса.
…На миг ожила моя связь. Это было как страшное чудо: голос папки, и только два слова: «Дочунька, прощай». И всё. Я трясла коммуникатор, трясла, кричала, потом хотела разбить. Не стала. Вдруг опять?!.
В некоторых же – немногочисленных, но явственных – взглядах Денис заметил ненависть…
Динь. Ты приезжай к нам, правда. Игорь-пионер тоже про тебя всё время спрашивает – мол, мало поговорили в гостинице. Сам приезжай, или со своими пионерами. Мы тут теперь про тебя всё знаем. Книга себя по лбу лупит, аж гул идёт – он, оказывается, твой портрет видел где-то в газете, но, конечно, и подумать не мог, что там – ты. Да и память на лица у него – сам знаешь. Это не книжки запоминать.
– Чушь, – сказал Денис первое, что подумал.
Мальчишки смотрели на него – и друг на друга – с каким-то подобием ужаса, который раньше назвали бы «священным». Казалось, они не узнают ни друг друга, ни Дениса, да и ничего вокруг, а пытаются понять: это что же, они только что повернули назад целую орду?! Не в кино, не в книжке, не в журнале… значит – ЭТО – правда?! Значит – МОЖНО?! Значит, ОНИ…