В годы перестроек исследователи одумались, факт наличия р а з н о г о прошлого признали, но врать сами себе не перестали. Заклеймили, вроде бы, ГУЛАГ, но некоторые гулаговские начальники оказались хорошими. Неплохими, в общем. Все происходило точно по такой же схеме, по которой когда-то тов. Сталин был плох, но тов. Ленин оставался светочем. Согласно которой коммунизм был идейно светел и пригож, а вот КПСС (вот беда!) оказался сущим монстром. Вот и в норильской истории имелись как табуизированные фамилии лагерных «дракул», так и великий Завенягин — как бы приятное исключение, отец-надежа. На такое восприятие повлияли, в основном, лестные воспоминания высоко поставленных Завенягиным сидельцев-начальников каковых этот командир норильской стройки, учтя уже имеющийся у него магнитогорский опыт, мудро п о д в ы т а щ и л, комплектуя командные кадры из-за колючей проволоки и посадил в более или менее цивильные кабинеты-кладовки. А кому же еще было так грамотно писать мемуары, подыхающим на каменоломнях работягам из числа взятых «за колоски», что ли… Это как «хороший» и «плохой» следователь. Игра на психологии во имя великой коммунистической цели. Много позже эту же практику применяли американцы в тюрьме Гуантанамо, когда, нарисовав на раскаленном бетоне стрелки «кибла» (направление на Мекку), громогласно заявляли на весь мир о благости условий для сидельцев.