А на краю Ойкумены, на остром краешке, с которого сорваться – как два пальца облизать, куда идут в рваном ритме, теряя чувство времени и пространства, там, где алмазный наждак сдирает с тебя кожу – не в реальности, так в снах; вне сигналов и маяков, ведя расчеты по семи точкам, пяти, трем…
– Нельзя, – глухо отозвалась Ведьма. – Потому нас и послали.
– Питательного раствора осталось на трое суток.
Он привалился боком к стене, словно путник, измученный до последнего предела. Темная кожа брамайна, похожая на обожженную глину, приобрела оттенок пепла. Чувствовалось, что воспоминания даются великану с трудом.
«Что ты хочешь доказать?» – спросила Рахиль.
– Я не легат, – напомнил он, охаживая мешок. – Я будущий первый консул.