– Разумно, – согласилась старуха. – Я распоряжусь. Но вы перебили меня на самом интересном. Если не ошибаюсь, вы – обер-центурион запаса?
– Моя жизнь, значит, плен? – смех рождался, как песня. Пузырьками игристого вина он кипел в крови, ударял в голову, смиряя боль. – А у вас – сплошная свобода? Хрустальная мечта уйти в солнце? То-то люди Ачкохтли бежали от этой мечты, как ошпаренные!
Длинный коридор без окон. Под потолком – лампы. Люминесцентные червяки свернулись угловатыми спиралями. «Слоновая кость» панелей покрыта едва различимым узором. Или это в глазах рябит? Покрытие пола – какой-то полимер с ворсом. Двери в обеих стенах, через каждые семь шагов, друг напротив друга. На дверях – геометрические символы. Надписи? Цифры? Двери раздвижные, непрозрачные, на вид прочные. Тип запорного механизма неясен. Коридор кольцевой; вернее, в виде замкнутого квадрата. Вот, опять повернули…
– Унтер-центуриона, – поправил военный трибун Матиен.
Не лучшая политика, но другой не было. «Впервые, – уныло признался унтер-центурион Кнут, – у меня нет никакого плана действий.»
Улыбка старухи стала убийственно дружелюбной.