— Я вернусь! — неохотно протянул Кор-Хорр, и экран вновь стал светло-серым.
— Один. Это семейный тамп. Он принадлежал моему отцу, ранее деду, и отцу деда. И так до появления нашего рода из чрева Большого айсберга, который плавает в Туманном океане и причаливает к берегу только, чтобы высадить новых ту на землю.
— Усыпляйте меня! — решилась Татьяна. — Я себя чувствую подопытной мушкой-дрозофиллой, завязшей в питательном бульоне в чашке Петри.
Татьяна слушала новости с М-63 и украдкой касалась кончиками пальцев то щек, то подбородка, то лба. Кожа лица казалась странно упругой, словно после круговой подтяжки. Да и чувствовала она себя несколько непривычно — перестала «ощущать» желудок, испорченный гастритом еще со студенческих времен, левое колено, когда-то давно травмированное. На Земле оно периодически ныло, реагируя на перемену погоды. На станции тоже на что-то реагировало, но вот на что, Татьяне так установить не удалось.
Пес незамедлительно явился. Свиное ухо скрасило ему минуты, которые вполне могли стать последними для них всех. Татьяна втащила на колени сытое теплое тело и, снова вцепившись в пальцы старого доктора, закрыла глаза — приготовилась ждать конца.
Татьяна осторожно протянула руку. Тампы провожали взглядом ее ладонь, но никаких других признаков жизни не подавали. Отчего-то вспомнились ей лангольеры Стивена Кинга, и стало жутковато. А ну как откроются зубастые пасти, утыканные загнутыми внутрь иглами, и коричневые пули, пробив защитное покрытие, вылетят на свободу, набросятся на всех присутствующих, начнут кровавое пиршество пожирателей времени. Картинка получилась такой яркой, что Татьяна отдернула руку, зажмурилась и затрясла головой. Краем глаза она успела увидеть, а может быть, ей показалось, как исчезает из дверного проема никем не замеченное тельце, завернутое в плотную ткань. Длинные черные иглы прошелестели по полу из-под ее нижнего края.