Кресла пилотов в модифицированном корабле Ларрила были широкими, словно турецкие диваны. Из спинок и боковин выпячивались мягкие подушки, обеспечивая эргономическую поддержку именно в тех местах, где она была необходима. Но Татьяна не сомневалась, что в моменты опасности комфорт сидений исчезал, уступая место жесткой поддержке и защите тела пилота.
— М-63 высылает почетный караул к Лазарету, — сообщил невидимый голос. — Они хотят переговорить с вами, командор.
Она держала в руке чужое сердце и ритмично сжимала пальцы, не замечая ничего вокруг. Она держала в руке жизнь. Жизнь страдающего человека. И не важно, что он был покрыт панцирем и у него были уродливые челюсти. Не важно, что он был солдатом и убивал тех, кто нынче попытался убить его. Неважно, что поправившись, он вернется на свою войну, чтобы снова убивать. Он был жив сейчас и страдал. Он мог умереть и не испытывать ничего. Трупы не ощущают. Не чувствуют.
Еще до того, как он начал говорить, Татьяна словно впала в транс. Остановившимся взглядом смотрела на страшно опухшую шею, плоское неузнаваемое лицо. Неузнаваемое… и такое знакомое! Она закричала и забилась — еле оттащили.
Из-за дверей доносилось равномерное шипение. Похоронная делегация миновала шлюзы. Один за другим. Все ближе и ближе…
Выходя, она оглянулась — ей показалось или из-под складчатых век блеснули желтые искры?