— Он могильщик, — произнёс тот, что стоял сзади. — У него на руках перчатки.
— Амелла… — пробормотал мужской голос, тихий и униженный, как у ребёнка, которому незаслуженно дали взбучку.
Могильщик? Он — могильщик? Кажется, да… но где же тогда его перчатки? Что было до того, как он стал тотенграбером? Воспоминания не хотели возвращаться, кружились только их обрывки. Пытки, муки, голод, жар, бред… Собака, свинья, конь. Они разговаривали с ним. Что за бред? Причём тут животные? Они что-то хотели от него, предлагали ему. Что?
«Ему крышка, — понял Велион. — Ещё поход или два и ему конец. Руки трясутся, координация движений нарушена… и он знает, что ему конец. А ведь он был хорошим могильщиком, лучшим из тех, кого я знал… Но вот человек из него — говно».
— Думаешь, мы знаем? — хмыкнул Стренле. — Быть может, это большое дерево, но, мать его, такое дерево может запросто оказаться весьма прытким, так что план я составлял для них, — он мотнул в сторону плетущихся позади островитян, — а вообще я собирался сориентироваться на месте. Такой план тебе подойдёт больше?
— Это было запланировано с самого начала, — глухим от ярости голосом констатировал К" хиистропхак, кажется, забывший о своей молчаливости. — И твоя легенда, и всё остальное.