— Тебе тридцать два, — сказала Роза. — Это сказывается, хотя пока и не сильно, — потому что жизнь у тебя была тяжелая. Жизнь в бегах. Но ты все еще хорошенькая. Оставайся с нами, живи с нами, и через десять лет тебе действительно будет двадцать восемь.
— А толку? — голос Ореха звучал хрипло. — Раньше — возможно, но сейчас все слишком ускорилось. У него не осталось вен, по которым должно течь лекарство. Если бы я уколол его в руку, через пять секунд оно на наших глазах пролилось бы на постель. Пусть лучше все идет своим чередом. Недолго осталось.
— Они не знают, как меня зовут и где я живу, но знают, что я есть.
И еще кое-что похуже: ее даже нельзя было назвать женщиной в полном смысле этого слова. Наверное, не малолетка (господи, только не малолетка), но уж точно никак не старше двадцати, а может и младше. Одну стену украшал пугающе детский плакат группы «Кисс», на котором Джин Симмонс извергал из себя огонь. На другом постере на ветке висел котенок с испуганными глазами. «Держись, малыш», советовал постер.
«Ты не можешь этого помнить. Кроме того, это всего лишь сон».
Из-под стула Джимми достал чехол для ноутбука. Он порылся в нем, выудил папку и протянул ее Розе.