— Извините, но это еще не все. — Маклярский отложил в сторону справку на милиционера. — Я по нашему вопросу с Парпаровым переговорил, а он, вы знаете, много с кем в Европе общался, да и почти всех стариков из ИНО знает… то есть знал… Опять же, образованием у него получше многих будет…
— Безногим винтовки раздали, а безрукие по кустам сидят.
Или взять трюк, что при организации засады на главного эсэсовца провернули: я, когда на утреннем построении командир с Бродягой стали нам страницы немецких журналов, порванные на аккуратные прямоугольнички, раздавать, и не понял сразу, зачем они. А когда Александр свет Викторович в приказном порядке приказал сдать любые подтирочные материалы — вообще чуть в осадок не выпал. Реакция остальных, впрочем, от моей не отличалась. И если местные ребята, испытывая перед Сашами нешуточный пиетет, изумлялись молча, то Серега, по извечной привычке, не преминул вставить свои пять копеек, сообщив, что после поголовного перехода на трофейные сухпайки мы даже отходами жизнедеятельности от противника отличаться не будем. Злорадно улыбнувшись, Фермер сообщил всем, что с сегодняшнего дня Док переходит на экспериментальное питание и подкармливать его посторонними продуктами запрещено. Театрально взвыв, Сережка бухнулся на колени и, картинно заламывая руки, умолял «господина больсой насяльника посядить петный токтора». Отсмеявшись вместе со всеми, я тогда сообразил, что Кураев опять исполнил свой коронный трюк — «хохотин вместо антидепрессантов». Он сам мне как-то признался, что по личному приказу командира иногда выступает своеобразным громоотводом. Чтобы крыша у личного состава не поехала от необычных распоряжений начальства и общей тягостности обстановки.
— Как успехи Лаврентия в вытаскивании других свидетелей? — Молотов поправил пенсне.
— Какое, к едрене, ретивое? Они ж малолетки!
В принципе, языками с Серегой фехтовать можно до бесконечности, но терпения у меня на долгую пикировку никогда не хватало.