– Не хожу… Боюсь, что дадут дубинкой по голове…
Так весь день и просидели у телевизоров и телефонов. Тревожно: чья там, наверху, возьмет? Ждали. Я вам честно скажу, ждали. Все это немного напоминало свержение Хрущева. Мемуаров-то уже начитались… Разговоры, разумеется, об одном… Какая свобода? Свобода нашему человеку – как мартышке очки. Никто не знает, что с ней делать. Все ларечки эти, базарчики… ну не лежит к ним душа. Я вспомнила, как пару дней назад встретила своего бывшего водителя. Такая история… К нам в райком парень попал сразу после армии. По какому-то крупному блату. Был страшно доволен. Но начались перемены, разрешили кооперативы, и он от нас ушел. Занялся бизнесом. Я с трудом его узнала: стриженный наголо, кожаная куртка, спортивный костюм. Это у них, как я поняла, униформа такая. Похвастался, что за один день зарабатывает больше, чем первый секретарь райкома партии за месяц. Бизнес беспроигрышный – джинсы. Арендовали с другом обычную прачечную и там делают «варенки». Технология простая (голь на выдумки хитра): обыкновенные, банальные джинсы бросают в раствор отбеливателя или хлорки, добавляют туда битый кирпич. Пару часов «варят» – на брюках полосы, разводы, рисунки… Абстракционизм! Просушивают и приклеивают лейбл «Монтана». Меня сразу осенило: если ничего не изменится, они, эти продавцы джинсов, будут скоро нами командовать. Нэпманы! И накормят всех, и оденут, как это ни смешно. В подвалах заводы построят… Так оно и вышло. Вот! Теперь этот парень – миллионер или миллиардер (для меня миллион и миллиард одинаково сумасшедшая сумма), депутат Госдумы. Один дом на Канарах… второй – в Лондоне… При царе в Лондоне жили Герцен и Огарев, теперь они… наши «новые русские»… Джинсовые, мебельные, шоколадные короли. Нефтяные.
…Вот хлебница… Как только он видел хлеб, он начинал его методично съедать. Любое количество. Хлеб нельзя оставлять. Это пайка. Вот ест и ест, сколько есть хлеба, столько и съест. Я не сразу поняла…
– Мой отец до девяноста лет дожил. Говорил, что в его жизни ничего хорошего не было, только война. Это всё, что мы умеем.
Почитайте мое дело – я убил человека. Мне было восемнадцать лет. Я только окончил школу, писал стихи. Хотел поехать в Москву учиться. Учиться на поэта. Мы жили с мамкой вдвоем. Денег в доме не было, на учебу я должен был заработать. Устроился в автомастерские. По вечерам в деревне танцы… Ну и влюбился в одну красивую девчонку. Втрескался без памяти. Возвращаемся с танцев… Зима… снег… Уже елки в окнах светятся, скоро Новый год. Пьяным я не был. Идем, разговариваем. Ха-ха… хи-хи… Она спрашивает: «Ты меня и вправду любишь?» – «Люблю больше жизни». – «А что ты можешь ради меня сделать?» – «Я могу себя убить». – «Себя, понятно. А можешь ли ты убить ради меня первого встречного человека?» То ли это шутка у нее была такая… то ли стерва попалась… Я ее уже не помню, даже лицо забыл, она ни разу мне в тюрьму не написала. Можешь убить? Сказала так – и смеется. А я же герой! Мне надо доказать свою любовь. Вытащил из забора кол… Ночь. Темень. Стою и жду. И она ждет. Долго никто не появлялся, наконец какой-то человек идет нам навстречу. И я ему – по голове. Бац! Один раз ударил, второй… Он упал. Я его еще добил на земле… этим колом… А это был наш учитель…
Мама дружила с Зейнаб, а у Зейнаб было две девочки и сын Анар, с которым мы учились в одном классе. «Отдашь дочь за моего Анара, – смеялась Зейнаб, – станем родственниками». (Уговаривает себя.) Плакать не буду… Плакать не надо… Начнутся армянские погромы… И тетя Зейнаб, добрая наша тетя Зейнаб, вместе со своим Анаром… мы убежали, прятались у добрых людей… они вытащат ночью из нашего дома холодильник и телевизор… газовую плиту и новенькую югославскую стенку… А один раз Анар встретит со своими друзьями моего мужа, и они будут бить его железными прутьями: «Какой ты азербайджанец? Ты – предатель! Ты живешь с армянкой – нашим врагом!». Меня увела к себе подруга, я жила у них на чердаке… Каждую ночь чердак открывали, кормили меня – и я снова уходила наверх, вход забивали гвоздями. Намертво забивали гвоздями. Найдут – убьют! Я вышла оттуда с седой челкой… (Совсем тихо.) Другим говорю: не надо обо мне плакать… А у самой слезы… Анар мне в школе нравился, он был красивый мальчик. Один раз мы с ним даже целовались… «Привет, королева!» – поджидал он меня у ворот школы. Привет, королева!