Цитата #885 из книги «Время секонд хэнд»

…Я всю жизнь любил своего отца… Он старше матери на пятнадцать лет, был на войне. Но война его не раздавила, как других, не привязала к себе, как к самому значительному событию жизни. До сих пор ходит на охоту, рыбалку. Танцор. Два раза был женат, и оба раза на красивых женщинах. Детское воспоминание… Идем в кино, отец меня останавливает: «Посмотри, какая у нас мама красивая!». У него никогда не было животного гонора войны, который есть у воевавших мужчин: «Выстрелил. Завалил. Мясо из него полезло, как из мясорубки». Вспоминает какие-то невинные вещи. Глупости. Как в День Победы они с другом пошли в деревню к девкам и взяли в плен двух немцев. Те в деревенский сортир залезли, в яму по горло. Расстрелять жалко! – война-то кончилась. Настрелялись. А подойти близко невозможно… Отцу повезло: на войне могли убить – не убили, до войны могли посадить – не посадили. У него был старший брат – дядя Ваня. У того иначе все сложилось – в ежовские… тридцатые… сослали на рудники под Воркуту. Десять лет без права переписки. Жена, затравленная сослуживцами, выбросилась с пятого этажа. Сын рос с бабушкой. Но дядя Ваня вернулся… Вернулся с усохшей рукой, без зубов и с раздутой печенью. Стал снова работать на своем заводе, на той же должности, и сидел он в том же кабинете, за тем самым столом… (Снова закуривает.) А напротив него сидел тот, кто на него донес. Все знали… и дядя Ваня знал, что тот донес… Как и раньше, они ходили на собрания и демонстрации. Читали газету «Правда», одобряли политику партии и правительства. По праздникам пили водку за одним столом. И так далее… Это – мы! Наша жизнь! Мы такие… Представьте себе палача и жертву Освенцима, сидящих в одном кабинете и в одном окошечке бухгалтерии получающих зарплату. С одинаковыми орденами после войны. А теперь и с одинаковыми пенсиями… (Молчит.) Я дружу с сыном дяди Вани. Он не читает Солженицына, и ни одной книги о лагере у него в доме нет. Сын ждал отца, но вернулся кто-то другой… вернулся человеческий обломок… Смятый, согнутый. Быстро угас. «Ты не знаешь, как можно бояться, – говорил он сыну. – Ты не знаешь…» У него на глазах следователь… здоровенный мужик… сунул в парашу голову человека и держал там, пока тот не захлебнулся. А дядю Ваню… его голого подвешивали к потолку, а в нос, в рот – во все дырки, которые у нас есть, заливали нашатырный спирт. Следователь мочился ему в ухо и кричал: «Ты умных… Умных вспоминай!». И дядя Ваня вспоминал… Все подписал. А не вспомнил бы и не подписал – и его бы головой в парашу. Потом он некоторых из тех, кого вспомнил, там, в бараках, встретил… «Кто донес?» – гадали они. Кто донес? Кто… Я – не судья. И вы не судья. Дядю Ваню приносили в камеру на носилках, мокрых от крови и мочи. В собственном говне. Я не знаю, где человек кончается… А вы знаете?

Просмотров: 7

У тети был необычный голос… дрожащий, как у Эдит Пиаф… Ее звали петь на свадьбах. И если кто-то умирал. Я всегда с ней… рядом бегу… Помню… Вот она стоит-стоит возле гроба… долго стоит… В какой-то момент отлучается как-то от всех, подходит ближе. Медленно подходит… она видит, что никто не может сказать этому человеку последних слов. Люди хотят, но не все умеют. И вот она начинает: «И куда ты, Анечка, от нас пошла… светлый день и ночку оставила… кто теперь будет ходить по твоему двору… кто деток твоих поцелует… кто вечером коровку встретит…». Тихо-тихо подбирает слова… Все бытовое, простое, и оно же высокое. Печальное. Какая-то самая последняя правда в этом простом. Окончательная. Голос дрожит… И все за ней начинают плакать. Уже забыто, что корова не подоена, муж пьяный дома остался. Меняются лица, уходит суета, на лицах проступает свет. Все плачут. Я стесняюсь… и жалею тетю… Вернется она домой больная: «Ой, Манечка, головка шумит». Но такое было у тети сердце… Из школы прибегу… Маленькое окошко, иголка с палец… Тетя зашивает наши тряпочки и поет: «Огонь зальешь водою / Любовь ничем нельзя…». Я озарена этими воспоминаниями…

Просмотров: 7

«…Наш народ терпеливый – это точно. Человек – мясо… война – работа…»

Просмотров: 5

…В Подмосковье пропали три человека – два брата и сестра… К нам обратились за помощью приехавшие из Таджикистана их родственники. Мы позвонили в пекарню, где они до этого работали. Первый раз нам ответили: «Таких не знаем». Второй раз к телефону подошел сам хозяин: «Да, работали у меня таджики. Я им заплатил за три месяца, и они в тот же день ушли. Не могу знать – куда». Тогда мы обратились в полицию. Всех троих нашли убитыми лопатой и закопанными в лесу. Хозяин пекарни стал звонить в фонд и угрожать: «У меня везде свои люди. Я и вас зарою».

Просмотров: 6

– То, чего она ищет, чего ей надо, ни один человек на земле не даст – только Бог.

Просмотров: 6