Артем не спорил. Во-первых, спорить с галлюцинацией глупо, во-вторых, майор прав. Можно было до этого не доводить. «Умереть тяжело и достойно» — ложь. В боли нет достоинства. Почему нужно и в бреду видеть эти рожи? Почему он не бредит кем-то более приятным — Тамарой, к примеру? Нет, не надо. Пусть не будет вообще никого…
— Ну, вот, Томка, ты и развеселилась, — обрадовался Миша. — Я когда тебя увидел, сразу понял, что ты — славная девчонка. С огоньком. Может, еще того… Покувыркаемся?
На траве лежали вещественные доказательства преступления — трехсотпятидесятиграммовая банка тушенки и полкруга колбасы «Одесская», из-за которых рядовой Анисимов избил рядового Остапчука. В данный момент Остапчук находился в медпункте аэродрома, а Анисимов стоял перед Асмоловским навытяжку.
— А к чему вы так прислушивались, товарищ капитан? — спросил лейтенант Палишко. — Хоце — это что?
Майор и Глеб переглянулись. Майор постучал кулаком себя по лбу.
— Бойцы вспоминают минувшие дни, — сказал Артем. — Твои яйца сварились, Володя. Шамиль, Сидорук, что там у нас в батальоне?