– Синьор Харон, мы разделяем вашу боль и негодование и готовы вам помочь всеми возможными средствами, – проговорил Кавальери, поставив недопитый бокал на скатерть, выдержал возмущенные взгляды земляков и продолжил: – Но синьор Рателли тоже прав. В ходе, так сказать, поисков террористов по своим, во многом неофициальным каналам может пострадать наш бизнес. Сильно пострадать…
– Не только. Удара будет три, и на всех направлениях. Надо смешать русским карты.
– Нас скорее спишут, если мы отошьем русских. Они станут работать со «Священной короной» или, того хуже, с турками. Если русские куда и ударят, так это по Брюсселю. Зачем им наши болтливые придурки? А теперь прикинь, Дамиано, что мы можем потерять, если откажемся? Десять, одиннадцать миллиардов долларов… Твоя «Ндрина» готова их возместить? – привел веские аргументы Аддо Висконси.
– Надо бросить все силы на помощь русским. Война разрушает бизнес. Людям не до развлечений, полиция начинает мешать работать, законы ужесточаются. Нам это не надо. Поможем найти тех поганых ублюдков, устроивших бойню на автобане и спровоцировавших войну, этот кошмар быстро закончится. Может, даже удастся расширить бизнес.
Честертон говорил абсолютную правду. Пирс это знал. Раньше так было и в Америке. Любой средний американец был убежден, что воюет за правое дело, что дома, пока он воюет, будет порядок, и, вернувшись с победой, будет встречен как герой. А сейчас? Вернувшихся из Ирака и Афганистана молодых ветеранов стараются не брать на работу, считая психами и изгоями. Морпехам, свергнувшим режим Гомеса в Венесуэле, по возвращении домой толпа латиносов и студентов кричала: «Фашисты!»
К ночи вторая французская бронетанковая бригада из сплоченного боевого подразделения превратилась в толпу облаченных в камуфляж беженцев, спасающихся в западном направлении.