Кстати говоря, золото, которым компания El Castor расплачивалась с Императором, было тем самым «хабаром», который его люди «подняли» на австрийской операции, грабя банки и «богатеньких буратин». Все, конечно, таким образом «отмыть» за один заход не удалось, но полмиллиарда золотом совершенно легально упало в карман Саши и не вызывало более никаких вопросов мировой общественности. В конце концов, ничего зазорного в продаже своей доли бизнеса никто не видел.
Тот день, после Рождественских праздников, Николая Алексеевича тоже ничем не отличался. Он, как обычно, вышел на легкую прогулку после завтрака по заснеженным тропинкам парка, совершенно уже привыкнув к этим вещам и не ожидая никаких неожиданностей. Поэтому поджидающий его на одной из лавочек Император оказался для Милютина сюрпризом. Поначалу ему даже показалось, что у него галлюцинации.
— Поначалу да, возили. А вот уже полгода как в Калифорнии работает маленький заводик. Там работы практически нет — после начала полномасштабного восстания индейцев все Западное побережье полностью отрезано от своих метрополий. Так что наша верфь и завод боеприпасов очень сильно помогают местному немногочисленному населению выживать. Правда, убогим получился заводик. Запасы мы кое-какие делаем, но очень незначительные — практически все снаряды уходят на учебные и боевые стрельбы. Особенно у корабельных команд.
— Сэр, я хотела бы объяснений. — Виктория кивнула на свежий выпуск «Таймс», пестреющий заголовками о провозглашении независимости Ирландии.
— Да. Правда, признаюсь, не в курсе, чем вся эта истории завершилась. Просто не следил, ибо дел было много.
Дело в том, что в армейской среде этого исторического периода в целом и кавалерии в особенности имела место своего рода мода на буйность. Выражалась она в разных поступках. Например, в откровенном задирании и оскорблении сослуживцев, произнесении дерзостей в глаза начальству, непотребном поведении в публичных местах и многом другом. Это не считая просто поразительной страсти имперской кавалерии к беспробудному пьянству. То, что Император обнаружил в казармах, было лучшим, на взгляд Гурко, «материалом» для создания корпуса. Александр же настолько поразился распущенностью этих людей, что даже боялся себе представить, что же собой представляли худшие «экземпляры».