Помимо мигрени мою голову терзал еще один вопрос. А как же внук? Судя по всему, я теперь бессмертна, и не скажу, что меня это радует. Никогда не стремилась к вечной жизни, самое страшное для меня – пережить дочь и внука. Вот если бы зять скончался внезапно, думаю, я бы не расстроилась. С другой стороны, не хотелось бы, чтобы Марина страдала, ее боль – моя боль, причем в буквальном смысле. Каким-то образом я связана с ней невидимой нитью, и, когда моей дочери по-настоящему плохо, мое материнское сердце это чувствует. Именно поэтому я не сильно переживала во время ее командировки в Африку. И по-настоящему за нее я испугалась всего два раза, но буквально на следующий день я знала, что опасность миновала.