Совсем обнаглел! У чертей и так хвосты от страха дрожат, копыта на земле еле стоят, а он голос повышает.
Я поперхнулся. Мужик напрягся. Абрамович устыдился.
– С чего вдруг? – Я начинаю злиться. Очень злиться.
Кажется, стемнело. Народ что-то делал, куда-то ходил, кого-то звал. А я сидел под дверью ее комнаты и впервые не знал, что делать. Сколько я уже так сижу? Пару раз выходил бледный, изможденный вампир, просил крови. Я закатывал рукав и подставлял свои вены. Лишь бы с ней было все в порядке. Да она же на моей памяти даже в больнице не лежала!
– Спи, сына, мы идем к бабушке. – Говорить тяжело.
Вообще-то от всего этого бедлама, в том числе и от тура по странному миру. Вредность повышается, но не могу же я от Самериуса требовать невозможного, ведь не расплачусь. В конце концов, у меня внук, а не кроветворная фабрика.