Цитата #457 из книги «С неба упали три яблока»

Каждый житель Марана знал всю подноготную остальных своих односельчан, для каждого они были словно на ладони – со всеми своими горестями, обидами, болезнями и редкими, но такими долгожданными радостями. Отношение друг к другу в деревне было участливо-сродное, подразумевающее добрососедство, и ничего более. Анатолия не могла взять в толк, с какой стати Василию пришло в голову порушить этот мерный распорядок жизни. Вся его взрослая жизнь – с того самого осеннего утра, когда она девятнадцатилетней девушкой вернулась в отцовский дом (именно в тот день у Василия родился первенец), и до того дня, когда умерла Магтахинэ, оставив его одиноким вдовцом, – протекала перед ее глазами. Ничего, кроме родственного расположения, она к нему не испытывала и сходиться с ним не собиралась. Но и расстраивать его она тоже совестилась – вон, набычился, глядит исподлобья своими большими, чуть навыкате, цвета остывшей золы глазами – и сокрушенно молчит.

Просмотров: 8

– На все воля Божья, – флегматично отозвался тер Азария.

Просмотров: 6

Воске слушала, затаив дыхание, рядом, зарывшись носом в ее мягкие кудри, лежал Василий, по-другому она не умела засыпать, мать должна была петь колыбельную, а отец – просто быть рядом, и это было правильно, Воске ничего не знала о большом мире, у нее был свой крохотный мирок, каменный дом, засохшая яблоня, три десятка стариков и одна часовня, где по праздникам вел службу приходящий священник, восточный бок деревни защищала от снежных обвалов глухая стена, а западный безвозвратно провалился в пропасть, единственная ведущая в долину дорога год от года становилась все непреодолимей, зарастая бурьяном и чертополохом, и лишь следы телеги Немецанц Мукуча, ездящего за продуктами, не давали ей зарасти окончательно, оставляя две узкие белесые борозды на протяжении всего пути от макушки Маниш-кара в большой мир; на веранде дома Анатолии, сложив на груди руки, стояла невидимая всеми Магтахинэ – ангел-хранитель Воске; в доме Ейбоганц Валинки все так же дышала трещина в стене – то расходилась, то обратно сходилась, но не зарастала, словно расколовшееся горем надвое сердце, которое болит, но продолжает жить; в бельевом ларе, аккуратно завернутые в ситцевую наволочку, чтобы не полинять, лежали рисунки Настасьи, все уже забыли о буквах, которые она разглядела на ограде могилы белого павлина, но Маран давно признал в них инициалы своих единственных потомков, мальчика и девочки, которым суждено было или обрубить историю деревни, или же придумать ее новую страницу, вот только кто бы мог знать, как оно сложится, кто бы мог знать; в деревянной конуре, положив ушастую морду на больше лапы, спал Патро, верный пес, который нашел в корнях засохшей яблони кольцо, спрятанное в день рождения Анатолии цыганкой Патриной, а над крохотным миром маленькой Воске раскинулась бездонная летняя ночь и рассказывала истории о силе человеческого духа, о преданности и благородстве, о том, что жизнь – это круги, оставленные дождевыми капелями на воде, где каждое событие – отражение того, что было раньше, вот только угадать их не дано никому, если только избранным, которые, однажды появившись в этом мире, не возвращаются уже никогда, потому что испивают свою чашу с первого раза и до дна, но сейчас не об этом, сейчас о том, как ровно год и месяц назад, в пятницу, сразу после полудня, когда солнце, перевалившись через высокий зенит, чинно покатилось к западному краю долины, Севоянц Анатолия легла помирать, не ведая того, как много прекрасного у нее впереди, и вот оно пришло, это прекрасное, и дышит легким и ласковым, и пусть так будет долго, и пусть так будет всегда, а ночь будет колдовать, оберегая ее счастье, и перекатывать на своих прохладных ладонях три яблока, которые потом, как это испокон веку было заведено в маранских сказаниях, уронит с неба на землю – одно тому, кто видел, другое тому, кто рассказал, а третье тому, кто слушал и верил в добро.

Просмотров: 5

Фотография получается такой, что мама с папой потом смеются до слез, – в большом продавленном кресле, на фоне искусственной пальмы, сижу насупленная я и прижимаю к груди разноглазого и облезлого тряпичного зайца.

Просмотров: 5

Этот незамысловатый, но пронзительный в своей искренности и трогательности диалог, выговоренный стыдливым шепотом, связал их молодые и голодные до любви сердца неразрывно и навсегда. Уже потом, в постели, прижимая к груди свою юную супругу и с признательностью ловя каждое ее движение, каждый вздох, каждое нежное прикосновение, Капитон сгорал от стыда за то, что посмел сравнить ее с женщиной из долины. Воске в его объятиях светилась и переливалась, словно драгоценный камушек, она грела и наполняла смыслом все, что его окружало, отныне и присно она стала всем самым дорогим, что есть и будет в его жизни.

Просмотров: 5