— А почему вчера ночью Танцоров приехал к вашему общежитию?
— Ни‑ни‑ни! — открестился Каиржан. — Это мои бульдожки тут грызутся, а я так, подышать вышел. Хотите, какой‑нибудь совет по инвестициям дам?
Впереди забабахали выстрелы башенных пушек обеих БМП. Развалины кишлака начали быстро зарастать пыльными кустами разрывов. Со звуком откупоренных бутылок сработали гранатомёты дымовой завесы — они кинули снаряды в глубину селения. Прятать бронемашины за дымовым экраном было уже поздно — слишком малым оставалось расстояние до противника, но зато можно было погрузить «духов» в толщу глухой химической мглы, чтобы ничего не видели перед собой. Из геометрически правильного лабиринта глиняных коробок полезли тёмные и плотные клубящиеся тучи.
Герман смотрел из окна мансарды и обречённо размышлял: может, ему уехать не в Самару, а куда‑то поближе, чтобы время от времени незаметно навещать свой тайник, если уж ему невмоготу не знать о состоянии клада? Это, ясное дело, не освобождение — но значительное удлинение поводка…
Герман против воли смотрел на Таню. Она была вся какая‑то узенькая, как пёрышко, — с тоненькой шейкой, с тоненькой косичкой. В большой Серёгиной рубашке она казалась засунутой в конверт. На тахте страницами вниз лежала раскрытая книга. Возле тахты стоял яркий девчачий пакет с учебниками, тетрадями и контурными картами.
— Успеть бы часы завести, — озабоченно пробормотал Заубер. — Неделю без меня тут всё проживёт… А хватит ли одной недели на войну‑то?