Дом в деревне с грустным названием Ненастье принадлежал дяде Толе, маминому брату. Вообще сначала дядя Толя жил в селе в соседней области за пятьсот километров от Батуева. Там он крепко пил. Жена его бросила, детей у него не было. Мать боялась, что брат в запое сожжёт жильё, и перетащила алкаша поближе к Батуеву. Основательную колхозную усадьбу поменяли на теремок в Ненастье — зато от Батуева всего пятнадцать километров.
Медсестра привела её в чувство нашатырём, напоила горячим сладким чаем, расспросила и отослала домой, а сама направилась к завучу.
Серёга посидел, ожидая, когда опохмелка расправит его изнутри.
Такое тождество душ Герману было уже знакомо. Герман испытал его после дембеля. Из Баграма они «ИЛами» долетели до Ташкента, потом по железке катились до Оренбурга. Пропили все деньги. На вокзале в Оренбурге оклемались. И дальше ехали по милости проводников — в тамбуре. Открыли двери, сидели на полу, на ступеньках вагона, молча смотрели на лесополосы и степь. Все они тогда были совершенно одинаковы, и каждый понимал, что думают и переживают его товарищи — умные и тупари, добрые и козлы, удачливые и непутёвые, все. Просто это был дембель, чего же тут не понять? Страшное и злое оставалось позади, а впереди — счастье. Их всех уравняло.
Он держался с Лихолетовым как равный с равным.
Парни курили, думали и тоже поднимали руки. Против оказались только Билл Нескоров и Гопа, Борька Гополюк. Гайдаржи тихо торжествовал.