Начались промзоны за бетонными заборами, потом — спальные кварталы Батуева. По лицу Танюши побежали огни города. Танюша откинулась на спинку автокресла. У неё внутри всё онемело, как отмороженное. Тело было слегка чужое. Танюша говорила себе: не надо вспоминать о том, что с ней делал Владик. В общаге она сходит в душ и забудет о сегодняшнем вечере навсегда. Всё прошло под наркозом. В Ненастье ездила не она, а другая.
— Я вообще‑то не пью, — осторожно заметил он. — Я же водитель.
В день ВДВ — Ильин день — летняя жара повернула на грозу. От Батуева вдоль линии горизонта, медленно вскипая, ползли бугристые тучи. Чистый зенит ожесточённо сиял. Деревья в сквере то вдруг взволнованно шумели, и тени их ветвей махали по стенам вокзала, то разом умолкали. Электричка из Батуева подкатила к Ненастью с ошалевшим видом, словно вырвалась из боя.
Гудыня засвистел на весь кинозал. Серёга злобно посмотрел на него.
Гайдаржи уже подготовил «отжим» у Бобона ликёро‑водочного завода: юристы «Коминтерна» и чиновники Щебетовского оформили необходимые документы, а суды приняли нужные решения. Оставалось только занять саму «ликёрку». Для такой операции Егор был бы лучшим командиром.
И вот ночью Серёга и Герман вылезли из скального развала и тихо прокрались мимо пещер к сгоревшему грузовику. В долине Хинджа «духи» чувствовали себя в безопасности; даже мост они оставили без караула, лишь заминировали взорванный танк. Серёга объяснил Немцу: похоже, у басмачей в кишлаке Ачинд какой‑то бабай наблюдает за дорогой и всегда предупредит по радио, если на дороге появятся «шурави». А дорога тут всего одна.