— Андрей, ты вообще умеешь думать? — возмущенно, еле сдерживаясь от перехода на крик, проговорил тот. — На хрена ты это все наговорил? Думаешь, похвалит тебя Мехлис за эту инициативу? Да скорее он тебе по бестолковке настучит, чтобы…
Замолчав, Мартынов посмотрел на меня, как будто хотел еще что-то сказать, но просто встал и вышел вместе с Ивановым. Через минуту появились «санитары», забрали табуреты, и я остался один. Почему-то теперь я мог думать спокойно, не сваливаясь в истерику. Тоска и боль остались, но где-то там, на самом дне души. Все остальное пространство заняла холодная, тяжелая ненависть. Не к нашим, нет. К немцам и тем, кто им помогает. Если будет малейшая возможность, буду давить этих гадов, как тараканов! От мысли об этом почувствовал, как пальцы рук скрючились, как когти. Подняв руки к лицу, обнаружил, что уже не связан, разогнул сведенные судорогой пальцы, вытянулся и уставился в потолок. Значит, говорите, вспоминай, с кем общался? Вспомню! Голова работала спокойно и уверенно, как компьютер. Перед глазами вставали лица людей, слова, которые я произносил. А кто мог знать адрес? Черт его знает! Никому не говорил, в гости не приглашал. Думая обо всем этом, я сам не заметил, как уснул.
— Что там говорили наши гэнии о путешествии во врэмени?
— Золотинцев! Никанорыч, жив! — Подскочив к растерявшемуся старшине, я стиснул его в объятьях. — Живой, чертяка! Неужели не узнаешь?
— Александр Николаевич, что случилось? — От взгляда Мартынова, который он на меня бросил, мне аж не по себе стало.
С удивлением глядя на командира, я послушно сел и взял рюмку. После утвердительного кивка Мартынова выпил и закурил папиросу из его портсигара. Задумчиво затягиваясь ароматным дымом, Александр Николаевич смотрел то на крышку стола, то на стену, стараясь не зацепить взглядом меня. Наконец он принял какое-то решение, налил еще по «пять капель».