Чтение получилось занимательным. Во-первых, стала понятна наглость немцев. Они оказались «мальчиками» Гейдриха, а эти скромностью никогда не страдали! Во-вторых, стала ясна их цель — я. Вернее, информация в моей голове. Весь сыр-бор загорелся из-за того, что под Волновахой в плен к немцам попал раненый сотрудник НКВД, охранявший меня (естественно, негласно). Все бы ничего, но попал он в руки СД, и те смогли получить от него информацию. Какую и в каких количествах, пленный не знает. Знает только следующее: уничтоженную группу направили в Москву с заданием попытаться захватить меня. Эти идиоты были уверены, что я являюсь доверенным лицом товарища Сталина и товарища Берия одновременно, при этом занимаю немалый пост в секретной службе Сталина. Опознанный предатель был включен в группу как единственный человек, способный меня узнать, и, судя по всему, узнали о нем при захвате Волновахи. А эта мразь сразу побежала служить гансам. После подготовительных мероприятий — изучения возможных мест операции — они решились на захват у меня дома, назначив 17 мая датой операции. В результате немцы допустили ошибку, даже не ошибку, а… даже не знаю, как назвать эту череду совпадений. В соседнюю квартиру заехал к родителям сослуживца сотрудник НКВД из Мурманска. Тоже старший лейтенант, чем-то похож на меня внешне и моего телосложения. Один из наблюдателей ошибся, и немцы пошли на захват. Когда ошибка стала ясна, было уже поздно! Поэтому решили увести с собой Олесю, предполагая, что от нее тоже получат немало необходимой информации, тем более что она тоже сотрудник ГБ. Оставшиеся на подстраховке увидели подъехавших Зильбермана и Орлова. Зильберман узнал деятеля из Волновахи и чем-то выдал себя, вот и изрешетили их. Толком проверить, насмерть или нет, у немцев времени не было (основная группа уже выходила), вот и остались живы ребята. Ну а дальше все ясно — проверка, стрельба. Дочитав до конца, я отложил листы допроса и задумался. Что-то было неправильным, что-то такое, чего не должно было быть. Но что? Посмотрев на Федотова, я заметил его серьезный взгляд.