— Да куда угодно. В БТР, вертолет, в багажник гражданского авто, да хоть на стол или вот так, на руках — спецкейс с портами под проводное или беспроводное соединение у нас уже разработан.
— Я да, я могу, — сказала Людмила Петровна. — Он вот тут сидел, а потом сказал, что пойдет, — ну и пошел, значит…
— Концы искать было себе дороже, и Неушев запретил: говорит, Петрович, не будем давать повод. Как будто им повод нужен был. Ладно. Ребята знакомые в комитете ничего толком не сказали. Намекнули, что проект не их, но на особом контроле. Я особо и не копал, так, попросил своих слегка держать руку на пульсе — ну, как со всеми новичками на матфинответственных должностях. Сказали, все в ажуре, спец сильный, дебиторку нам подчистил, налоговую отчетность помог на какую-то систему перевести — не знаю уж, зачем, но все в восторге были. Не командированный, а мечта поэта, спасибо товарищу Дзержинскому.
Извиниться, что ли, за тот разговор, подумал Неушев, но сообразил, что дело снова кончится печально. Кроме того, в доме не было коньяку и фруктов, а в организме — желания и способности извиняться. Да и смысла в этом не было никакого. В любом случае, Нияз пришел не за извинениями.
Он тряхнул хлыща за плечо — башка мотнулась, — открыл рот, отчаянно покосился на контрика, подхватил зачем-то пальто и бросился из зала. За дверь он выскочил, когда охранник уже готовился уйти за угол, к лестнице.
— Сабирзян Минеевич, пожалуйста, — умоляюще сказала следовательша.