И прекрасно успел с отчетом и со всем остальным.
Отвлекаться на Константина Яковлева смысла не было. Он (вернее, неопознанный мужчина 25–27 лет, среднего роста, спортивного телосложения, причина смерти — несовместимые с жизнью травмы, полученные в результате падения с большой высоты, особые приметы — на правом боку след пулевого ранения полугодовой примерно давности) так и лежал в дальнем отсеке чулманского морга, дожидаясь тихого погребения по истечении установленного законом срока. Опознать его никто не соберется. Подельники были аккуратно рассованы по разным помещениям здания, скрытого во дворе чулманского Дворца правосудия. Шелехов, тоже с дыркой в боку, зато живой и опознанный, отходил после операции в зарешеченной палате хирургии. Филатов разглядывал потолок одиночной камеры. Забыхин, после особенного буйного приступа раздражения обколотый сибазоном, медленно вращал глазами и пытался скрипеть зубами. Расти выковырнул из «звездочки» Глухова и замкнул оставшихся окошком, которое снес.
— Пусть войдет. И, Людмила Петровна, кофе нам сделайте, пожалуйста.
— Да без проблем, — сказал Адам, снисходя к мельтешению начальника, вытащил планшет и отдался поисковому рикошету.
— Почти. В соцсети района Воля города Варшава.
— Лена, — осторожно сказал Газизов. — Ты с другой стороны посмотри. Он жив, во-первых, — а могло по-другому выйти. А во-вторых, Артемка себе индульгенцию купил. Понимаешь, нет?