— О, поджарка! — обрадовался Замирбек. — Слушай, тут готовят — язык проглотишь. Вот попробуй.
Катя поулыбалась, понервничала, пару раз отогнала халдея, пытавшегося начать вынос блюд, подозвала его и попробовала объяснить, что друг, мол, ушел в туалет и долго не возвращается — пойди проверь. Халдей попался тупой, знай улыбался и что-то лопотал. Катя сама дошла до туалета. Он был пуст. Катя сунулась на кухню, в какую-то комнату, набитую индейцами, толкнула еще дверь — она вела на жаркую пыльную улочку, совершенно пустую. Катя вернулась за столик и велела нести еду.
— Ага. А чего Терлеев вам звонит-то? Вчера, например?
От великой задумчивости он едва не забыл пальто, уже на лестнице пожалел, что вспомнил — иногда такие обоснованные возвращения оказываются полезными. Впрочем, Соболев понимал, что в оглоушенном состоянии много пользы из деталей не извлечь. С уже свалившимися данными сладить бы.
— Вы уже в Норвегию съездили, — естественно, напомнил Егоров. Он считал, что это смешно.
— Простите, что разбудил, Людмила Петровна, — вежливо сказал Шестаков.