Помолчал, уставившись перед собой, напрягся и представил большие железные лодки с пушками, серые и толстые. Обозначающее их слово оказалось в дырке. Шестаков улыбнулся и посмотрел на чекиста, фамилию которого он запомнил почему-то истово, как размашистыми сизыми буквами написал. Посмотрел так, словно и не собирался завершать фразу.
По радио без объявления войны завыл кто-то модный, и Марат на секунду отвлекся от все равно пустой дороги, чтобы переключить станцию. А через секунду чуть не сдох: на дорогу перед машиной строевым шагом выперся мужик, зырящий в телефон, что ли. До него было метров двадцать, и Марат особо не втапливал на такой-то дороге — но дорога-то была совершенно растакой.
— Что значит «если»? — пробурчал Еремеев, сложно провел руками по «четверке», чем-то щелкнул и десяток раз ткнул пальцем в засветившуюся голубым полоску, которая тут же погасла.
Замирбек все-таки увлекся и пел бы до вечера — или там до появления Мартынюка. Холод уберег. На середине длинного описания разницы между бывшим директором, который всем помогал с квартирами-садиками решать, и нынешним, который ввел штрафы, усилил охрану и нагнал в цеха странный народ, Замирбек обнаружил, что пальцами почти порвал себе подмышки. А ноги не чувствуются, и лоб как ороговел.
Из истории болезни № 5711, реанимационно-анестезиологическое отделение Центральной клинической больницы Чулманска, врач Р. Латыпова.