Жестянка с громким скрежетом проползла сквозь ворота и покатила дальше, резко полегчав. Замирбек так обрадовался, что сперва добежал с нею до сливной решетки, а потом уже обернулся, чтобы оценить, сколько там чего рассыпалось.
Размен — хорошее слово, подумала Юля почти весело.
Ибрагимов задрал голову и с треском потер под небритой челюстью. Тут он словно впервые заметил в углу собственного кабинета форточку, встал так, что кресло отъехало к стенке, и побрел эту форточку открывать, попутно уронив мышку от компьютера, стул и папку с документами. Папку Ибрагимов поднял и сунул в стол, остальное перешагнул и загремел форточкой. Выдернул ее, как кольцо из «лимонки», подышал несколько секунд и побрел обратно, в меру сил ликвидируя нанесенный интерьеру ущерб. Вернее, модернизируя его. За Ибрагимовым текла острая свежесть какого-то особого свойства — речная, что ли. Соболеву захотелось сбегать за шапкой или прикрыть лысину ладошкой. Это Кама, напомнил он себе, чуть нахохлился и продолжил вежливо улыбаться.
— Филатов, стало быть, — сказал Захаров значительно.
— Что?! — понимая, что ослышался, что никто ничего ему не ответил и что последнюю пару минут вещает в пустоту.
— Ну чего мы Юлю грузить будем, — сказал Валера и продолжил, повернувшись к Юле, и так нежно, что у нее внутри пусто стало: — Юленька, прости, но наш дуализм, похоже, иссякает. Труба зовет…