– Ага. Но ведь ты помнишь, что случилось с Вейдером? В конце он стал хорошим парнем.
У него ни один мускул на лице не дрогнул, если не считать маленьких, вокруг глаз. Дернулись под левым, дернулись под правым: «Нет».
Мы не осмелились зажечь керосиновые лампы, поэтому в бараке было темно, хоть глаз выколи. Прерывистый шепот, сдавленный плач. Мы лежали на койках и подскакивали при любом шорохе. Хатчфилд назначил в караул самых метких стрелков: «Что-то шевельнется – бей». Никто не мог выйти из барака без разрешения. А Хатчфилд никому его не давал.
Рингер наклоняет вперед голову и заносит руку с ножом над шеей. Я отбираю нож. С меня хватит.
Девяносто девять. Оставался только один жим. Мразь.
Странный поворот – малыш беспокоится обо мне.