– Это ювелирное изделие, – насмешливо ответил Алексей Юрьевич. – Называется ожерелье-нагрудник. Что еще вас интересует?
– Мы тоже сразу не поняли, – усмехнулся в ответ Надир. – У Курмышова на фирме спросили, и нам объяснили, что клеймо выдается на год в Пробирном надзоре. Можно заказать сколько хочешь клейм, зависит от объемов производства, потому что клейма стираются, и надо, чтобы хватило на год. Год кончился, и если клейма остались, приносишь их в Пробирный надзор, там и стертые, и неиспользованные клейма ломают и уничтожают и дают справку. Или ты сам уничтожаешь и приносишь в виде лома. Если в дальнейшем появятся изделия с этими клеймами, то они будут считаться неучтенкой этого года. А если год еще не закончился, а клейма уже вышли из строя, то заказываешь еще, сколько там тебе надо. В течение недели – десяти дней получаешь новые.
– Так я ж разве разбираюсь? Темненькая, аккуратненькая такая, а уж как там она у вас называется – понятия не имею.
Значит, Татьяна Дорожкина сказала правду: о том, что Панкрашина вошла в подъезд, она не знала. Ладно, продолжим.
– Годится, Рыжий, – кивнул Зарубин. – Ох, чую я, придется мне карманы-то облегчать, совсем молодые на пятки наступают.
– Из материнской ревности. Тоша, ты обратил внимание, как она говорила, что Панкрашина воспитала ее ребенка лучше, чем смогла бы сама Нитецкая? Да эта Вероника ненавидела нашу потерпевшую за то, что та стала настоящей матерью для девочки, а Нитецкая этой девочке – никто.