Когда он закрыл дверь за Дзюбой, оказалось, что уже час ночи. Сна не было. Антон ворочался с боку на бок и перебирал в голове возможные варианты развития событий после того, как Трущёв, наконец, оформит развод и начнет готовиться к свадьбе с Элей. Все иллюзии, все обман. Он почему-то был уверен, что такое устройство его семейной жизни может длиться годами, пока дети не вырастут. Эля всегда будет чувствовать себя ответственной за Степку и Василису, оставшихся без матери по вине ее мужа, и будет счастлива хоть чем-то помочь. С чего он взял, что так будет всегда? Почему ему не приходило в голову, что Эле такая жизнь может надоесть? Что она просто устанет, в конце концов? Что она захочет иметь собственную семью и собственных детей? Что она полюбит мужчину, который не согласится с таким распорядком жизни? Ему казалось, что он хорошо знает няню, и от нее ничего подобного ожидать не придется. А выяснилось, что он совсем ее не знает. Он видел ее такой, какой ему было удобно: умной, красивой, доброй, ответственной и очень-очень виноватой. И ничего другого видеть в этой женщине не хотел.
От звонка мобильного он вздрогнул. Открыл глаза и понял, что заснул быстро и глубоко. Долго не мог понять, откуда исходит звук, пытался нащупать в темноте будильник, потом догадался зажечь свет и увидел светящийся дисплей телефона. Звонили из управления «К».
– Он не хочет, чтобы я работала няней, – тихо проговорила Эля. – Я бы осталась у вас, если бы он не возражал. Но он возражает. И потом, я ведь хочу родить своего ребенка, так что работать у вас в любом случае не смогу. Простите, – снова повторила она.
– Я хотел спросить, нашли ли что-нибудь в домашнем компьютере Колосенцева, – как можно спокойнее ответил он, глядя только на Зарубина.
– В субботу, двадцать четвертого ноября, – снова уточнила Надежда Игоревна. – В чем конкретно состояли действия по устрашению Курмышова?