Кивок. Серые глаза снова смотрят на сына, но, кроме ласки, в них боль. Снова поднялись.
— Сам. Тихо. И не буди тех, кто только сменился со стражи. Ясно?
У которых в головах засело одно: «Нам нужно три дня». Слова короля, но в них за широкими плечами Гулидиена прячутся уши хитрой сиды. Большая армия будет два дня копать и день восстанавливать силы перед битвой. Граф Окта… Как бы ни предупреждали сида и жена, что любой посол — змея, кусающая пригревшего на груди, сейчас полусакс скорей напоминал волка — с остатками своих людей и импровизированной кольчужной конницей ополчения ухитрялся и колодцы вычерпывать, и фланги прикрывать. И всякий раз, когда начинало тянуть жареным, появлялся, словно по волшебству.
— Вот и хорошо. — Граф напряг память, вспоминая, какая воронка лучше, какая — хуже. Что это такое — смутно догадывался. Водовороты-то видеть приходилось. Наконец объявил: — Воронка депрессии будет узкой… А вы чего смотрите? Качайте! Без пота заклинания богини не работают!
— А ты рассчитываешь выжить, римлянин? — Желто-рыжие брови Эйлет взлетели вверх.
— Она очень кстати забеременела, — сообщил Рис; король немедленно заговорщически подмигнул, — так что придется ей остаться. И не дома, а в Кер-Мирддине. Я, право, думал и про Кер-Сиди, но сида своего маленького в столицу привезла. Значит, там крепость еще слабая. Опять же, к южному тракту ближе. А значит, случись что, враги туда раньше доберутся.