— Так вот это мое последнее слово! — сказала она и поднялась. — Даю тебе один день на размышление… Один день! Если завтра мама не позвонит отцу — я не скажу тебе больше ни слова, никогда! Понял?!
(Я не хочу свидетелей! Я имею право быть в одиночестве… Внутри себя — наедине с собой!)
От подземки Ким шел через старинный квартал — двух — и трехэтажные домишки еще прошлого века, сохранившиеся здесь не иначе как в музейных целях; над озером висел реденький туман. Старый театр отражался в воде вместе со всеми своими неуклюжими колоннами, и восемь ажурных мостиков вели к нему с берегов, напоминая паучьи лапы…
— Я же о тебе забочусь, — говорил отец, выходя на связь утром и вечером. А сам звонил в администрацию Института Человека, в котором Юджин работал, и просил координатора «придержать» очередное повышение Юджина по рейтинговой сетке. Куда там!..
«Там же, где и всем. Наказанием им будет раскаяние, и уверяю тебя, оно гораздо более действенно, нежели тюрьма».
Она знает свой долг — по отношению к ребенку, к мужу, к Светлане Титовне. Пусть старуха витает в своих облаках — Даша будет навещать ее дважды в неделю. Привозить гостинцы, спрашивать о самочувствии, рассказывать новости…