— Ким… У вас ведь не просят вашего сына в жертву.
— Ты ведь не хочешь, чтобы я сейчас здесь сидел? С тобой разговаривал?
— Сто двадцать на восемьдесят, — сказал Ким.
— Пусть лучше дитятко свалится в пропасть и сдохнет на дне?
Ким повертел в пальцах тонкий желтый стержень; в полумраке, справа от алтаря, горели пять или шесть огоньков, отражались в чистом стекле, прикрывавшем икону, и оттого казалось, что их вдвое больше. Перед иконами стояли три женщины и мужчина, все порознь; ближайшая к Киму женщина была его ровесница — она что-то беззвучно шептала и время от времени размашисто крестилась.
— Наигрался? — мягко спросил Макс. — Поехали. Машина у ворот.