Я обернулась к нему и выжидательно вскинула бровь, желая услышать объяснения.
— Ну что же, — вместо этого медленно протянула я и зябко потерла ладони, хотя в комнате было весьма тепло, даже жарко. — Тогда нам стоит спуститься к нему и в последний раз обсудить все детали.
Я нервно забарабанила пальцами по столу. Ох, не нравится мне все это! Пожалуй, надо было все-таки сообщить хотя бы тому же Дугласу, что Лукас пробрался ночью в дом и пытался запугать меня. А сейчас мои слова вряд ли кто-нибудь примет всерьез. Как-то странно кричать о воре, когда с момента предполагаемого нападения прошло столько времени. Тем более что я разговаривала с Гердой и ни словом не обмолвилась ей о ночных злоключениях.
— Уверяю вас, Вильям Этвуд, как и его жена, покинул этот мир по одной-единственной причине: преклонный возраст, — проговорил Дуглас. — А Кессиди… Жалко, конечно, но я не вижу в его гибели ничего странного. Он действительно порой терял всяческие рамки и уходил в запой, порой настолько страшный, что начинал страдать от жестоких галлюцинаций. Скорее всего, на реке произошел один из таких приступов. И в пьяном угаре он полез в воду, спасаясь от бреда воспаленного сознания.
Однако я не собиралась этого делать. Досада на себя сменилась злостью на этого самого Гилберта. Я пришла изучить подшивку газет — и я это сделаю, как бы он ни выпроваживал меня прочь!
Менее всего я ожидала от Лукаса настолько поэтического повествования, поэтому слушала его, затаив дыхание. Сдается мне, он сам некогда занимался именно этим. Наверное, в его жизни произошло что-то очень серьезное, раз он отказался от настолько любимой работы.