Я рванул к кинжалу. Волки с тихим рычанием бросились на меня.
Бинтов у нас, естественно не было, и Алексей пользовался нарванными из чьей-то одежды лоскутами, короткими и плохо подходящими для такого дела. Вернее, руку или ногу затянуть ими было можно, но у Михаила пострадала ни рука и ни нога. Его левая часть лица превратилась в сплошную рану. Ему разрубило верхнюю челюсть у носа, нижняя челюсть была расщеплена на две части, и из щели болтался окровавленный язык.
Невидимка. Скрытность и яд. Зато очень обидно просрать теневые стрелы, а они - мощная штука.
Отрицательное мычание. И снова сдавленные рыдания, издаваемые преимущественно носом. Я не видел, но был уверен, что Михаил рыдает. Да и кто бы не рыдал. Как страдал Костя, когда ему лечили лицо, а здесь разрублена кость.
- Я останусь на часах, - сказал Павел. - Коля, ты тоже, если что протанкуешь.
"От игры, в которой меня могут убить, оторвав голову", - раздражённо напомнил я себе.