— Ты хочешь сказать, что Ремигиус уже всех обработал и ничего нельзя сделать?
— Прощай, отец, — дрожащим голосом промолвил Ричард.
Через минуту верхом на небольшой лошадке подъехал молодой человек, по виду похожий на сквайра-оруженосца.
— Когда-то я был монахом в обители Святого-Иоанна-что-в-Лесу. Филип тогда был у нас старшим. — В голосе Питера послышались горькие нотки. — Однажды я посмел сказать ему, что он совсем перестал следить за порядком, что монахи распустились, и за это он поставил меня раздавать милостыню, лишь бы я не мешал. — Чувствовалось, что Питера до сих пор жгла тяжелая обида. И Уолеран, решил Уильям, наверняка постарается это использовать.
— Конечно скажу. Он со своими разбойниками ушел воевать за Генриха.
— Иисус говорит, что в раю всегда больше рады одному покаявшемуся грешнику, чем девяноста девяти правоверным, — ответил Филип. — Разве ты забыл притчу о блудном сыне? Когда он вернулся домой, отец его заклал упитанного тельца. Ангелы радуются слезам Ремигиуса. А самое малое, что я могу сейчас сделать для него, — это отдать ему свою лошадь.