— Что мы знаем о разговорах с незнакомцами, Майк? — не отрываясь от книги, сказала мама.
— Да. Как же я надеюсь, что она даст мне прокатиться на чертовом колесе!
Около своей палатки дорогу мне преградила мадам Фортуна. То есть, не совсем: мадам Фортуной она была с пятнадцатого мая и до Дня труда. В течение этих шестнадцати недель она надевала длинные юбки, воздушные многослойные блузки и украшенные каббалистическими знаками шали. В ее ушах красовались золотые серьги-обручи, такие тяжелые, что оттягивали мочки. Говорила она с тяжелым цыганским акцентом, словно персонаж ужастиков тридцатых годов, в которых замки обязательно окутывает туман, а вокруг воют волки.
— Есещеодин, — промямлил я пьяным голосом. — В косьмерной. Большой.
— Парень, убивший ее, был в таких же. Ты знал?
Глупость, конечно, но в те минуты мой язык действовал отдельно от мозгов.