— Энни! Ух ты! Подожди секунду, я радио приглушу.
Сложив кресло, я погрузил его в багажное отделение. Провозился дольше, чем нужно, чтобы дать ей время прийти в себя. Возвращаясь к двери водителя, я почти ожидал наткнуться на закрытое окно, но оно все еще было опущено. Энни вытерла глаза и нос и привела волосы в некое подобие порядка.
— Не стоит, — сказал я. — Благодарю за приглашение, но сегодня в парке был тяжелый день. Мы задраивали люки на зиму, так что мне бы хотелось поскорее добраться до душа.
— Чуть выше и левее, — сказала Энни — скорее, себе, чем нам.
Она встала, затем бросила на меня неуверенный взгляд.
Эрин со своей камерой поначалу стояла в первом ряду… но другие фотографы — все мужчины — были крупнее и сильнее. Вскоре ее оттеснили на менее выгодную позицию, и ради чего? Ради того, что Эрин к тому времени уже успела запечатлеть: моей фотографии со снятой песьей головой. Впрочем, этого на параде так и не произошло — хотя я был уверен, что, сними я голову, ни Фред, ни Лэйн, ни мистер Истербрук наказывать меня не станут. Этого не произошло потому, что такой поступок нарушил бы негласную парковую традицию: Гови никогда не скидывает меха на публике.