– А почему это ты первый? Давай разыграем. Ну нет — так нет. А давай её как тогда в Смоленске. Сразу с двух сторон. А то ждать — мочи нет.
На Иртыш, но не при Ермаке, а на четыре века раньше… Ох, рано мне об этом… Раненько.
Эдуард Лимонов перечисляет довольно много своих претензий к Советской власти. Включая и необходимость эмиграции. Но среди всего этого множества есть одна фраза, крик души: «Из-за них мы с дочкой видим сны на разных языках». «Развести» с единственной родной душой… Чтобы возненавидеть «их» — вполне достаточное основание.
По моему приказу ещё не пришедшей в себя женщине вывернули к голове и связали сзади руки. Восстанавливалась она удивительно быстро. Как-то даже ненормально быстро. Во всяком случае, Звяга, сунувшийся связать ей щиколотки, получил мощный удар ногой в грудь. Но когда «горнист» со своим «мужем» навалились — три здоровых мужика — щиколотки ей всё-таки спутали. Кричать она не могла — кляп во рту. Но выла и рычала выразительно.
– Вроде, есть у неё пергамент какой… Да на чё писать-то?! Отпусти боярыч! Я те клянуся, я кажное твоё слово в точности передам! Отпусти! Христом богом прошу!
Кудряшок был кудряв. То есть, по здешним меркам — красив. В детстве он был вылитый ангелочек: крупные кольца золотых волос, голубые глаза, чистая белая кожа. Умильное выражение лица ему поставили «мастера жанра». «Увидеть и — прослезиться».