Нет, это — наследственное. Я — про боевое искусство. В смысле захвата за шею. И — душить. Теперь я вот на чем-то… лошадином сижу. Удила? Стремена? Трензелей и вензелей здесь ещё быть не должно. Но что-то очень ребристое. А она у меня на груди калачиком свернулась и плачет. Интересно, с какого момента в жизни женщина перестаёт понимать слова «нельзя»? Или это у них вообще с рождения?
Да, то что «охлупень не сыскался» — плохо. Придётся «сыскать».
Я попытался дёрнуться, как-то освободиться… Ванька, засунь своё свободолюбие в… в куда и остальное засовываешь. Против простых русских женщин ты, со всем своим попаданством, со своей сверхскоростью, сверхэрудицией, и, даже, сверхвыносливостью…
А ведь там ещё и клопы, наверное, есть. Ух, как хреново получается. И средств противодействия — никаких.
«Всех их на ста кораблях предводил властелин Агамемнон».
Архиепископ Фессалоникийский Симеон писал о покаянии так: «Покаянием мы исправляем всё новые и новые грехи наши». О том, что «история учит, что она ничему не учит» — я уже как-то погрустил. Похоже, что и христианство учит тому же. Манера наступать на одни и те же грабли с этикеткой: «грехи человеческие», имеет столь длинную историю и столь широкое распространение, что от ощущения всемирности и вечности «двоечников во Христе» просто дух захватывает. И у Симеона — тоже: «Дар покаяния дан нам потому, что после крещения нет иного способа призвать нас ко спасению, кроме исповедания прегрешений». Так что рыдайте и оповещайте. Скорбите и стыдитесь. О себе и себя.