– А если и остался? Чего тебе о злодеях печалиться? Им же хуже. Боярич туда и с дрючком, и с клинком вломился.
– Ах! Эти бесконечные протуберанцы на Солнце! Ну совершенно не дают спать!
Потаню спасло увечье — одной рукой он не смог крепко завязать узел на конце вожжей. И сорвался.
Потом вокруг сделать завалинку — для тепла. А в ней — отверстия для вентиляции. И сухо, и тепло. А погреба, как у Пушкина в Михайловском, отнести от дома. Пушкин в таких погребах развлекался стрельбой из пистолета. В погребе — чтобы окружающих не беспокоить. Чарльз Дарвин тоже любил тушить свечи пистолетным выстрелом. Но — в своей спальне, в Тринити Холле. Там, конечно, стены непробиваемые. Но соседи всё равно удивлялись: «такой экзотический мальчик — каждый вечер щёлкает хлыстом».
Кто у них не сыскался?! Ах да, охлупень. Ну, тогда всё понятно. Как же без него, без охлупеня? Или без неё? Ёкарный бабай! Даже спросить прямо нельзя — незамедлительный и существенный урон авторитету «предводителю угрянских команчей». Вождь должен всё знать и на всё иметь готовый ответ. Или хотя бы — вид сделать. Придётся выяснять про охлупень как-то косвенно, как-то иносказательно.
– Господине! Возьми меня с собой! Я там все ходы-выходы знаю! Я там во всюда пройду-пролезу! Возьми! Хоть глазком одним на своих-то глянуть!