Митрошкин холмик, если от угла церкви считать, пятьдесят шагов прямо, потом шестьдесят два шага направо. Есть желание — ищите, только всё равно ничего не обрящете. Память хранится в людях, а на местности — одна археология.
Сорок три в тени — очень неплохая погода, если есть эта самая тень, рядом гудит кондиционер, а руку холодит запотевший стакан диет-колы, а того лучше — кваса. Впрочем, люди опытные говорят, что всего лучше — зелёный чай. Наливают его в пиалу на самое донышко. Сидишь на айване, отгородившись от жаркого дня, смотришь на синеющие вдали вершины Копетдага. Хорошо…
— Недели полторы назад. Ну да, в четверг. Миколку из гостей забирали.
Так и ездили Савостины на ярмарки, то в девятнадцатый век, а то в двадцать первый — это уже после того, как отпраздновали дату, грозившую концом света. В прошлое возили сено, овёс, а в голодные годы — и жито, купленное в совхозе. В новом времени торговали молоком, сметаной, творогом, а на ярмарке Платоновым рукодельем, плетёным и щепным. Только лаптями Платон больше не торговал, потому как с его лёгкой руки берестяные и ивовые лапти появились у каждого торговца сувенирами. Конечно, сувенирный лапоть на ногу не наденешь, так ведь и покупают его не для носки, а для баловства.
Горислав Борисович ещё раз оглядел караван. Ох, до чего они не похожи на мужиков; хоть сблизи гляди, хоть издали. Одно слово — ряженые.
— Тебе-то что тревожиться? Это мы в первый раз идём — и ничего, никто не дрожит. Ну что, едем?