Мужик селянку съел, а как цену увидал, тут его вдвое против прежнего покорёжило.
Никогда прежде не приходилось ему стоять на этой дороге. Время не знает покоя, оно идёт всегда, но сейчас, вместе с путником, остановилось и время. В душе стало просторно, ясно, и пришла не мысль даже, а осознание: «Что же я наделал?» Завёл на гибель доверившихся людей… ну хорошо, пусть не доверившихся, пусть они сами заставили тебя, но ведь завёл, сусанин недобитый! Зато спас человечество… хотя никакого человечества ты не спасал, а спас существующее положение вещей, на которое шипел и плевался всю сознательную жизнь. Сохранил естественный ход истории, которым сам был недоволен. Человечество, история — это всё абстракции, о которых недурственно беседуется за рюмкой коньяка. А на другой чаше весов — двадцать человек. Не абстрактных, а вполне живых. Они улыбались тебе, жали руку при знакомстве, а ты скормил их крокодилам.
— А наш бог пьяненьких любит, — с гордостью сказал Кирюха.
Федос долго ворочал лапой в шапке, потом, зажмурившись, вытащил чурку.
Никита подобрал автомат, подошёл к машине, кинул оружие внутрь, затем швырнул туда же второй автомат, валявшийся у самой машины.
Фектя рядом торговала: творог в берестянках, сметанное масло в кадочке и тут же мутовки, если какая хозяйка сама захочет масло сбивать. Всю неделю Фектя копила молоко для большой торговли, детям и телёнку доставались только сыворотка да пахта. Торговала дороже обычного, а распродала всё ещё раньше Платона. Последнее масло купили вместе с кадкой, хотя кадочка была самая простецкая: из осиновых плашек. И обручи не железные, а всё из того же перевитого брединника.