Идущие оглянулись. На мгновение Гориславу Борисовичу почудилось, что сейчас они стегнут лошадь, побегут от него, как от зачумлённого, и на дороге останется лишь медленно оседающая пыль, но Савостины стояли, терпеливо ожидая, пока старик поравняется с ними.
— Что же я, не понимаю? Я уже говорил, что поправлять историю будем аккуратно, по уму.
— Можно сказать и так. Дом у меня там куплен, вот я и приезжаю на лето. А так я в городе.
Книгочей Никита, который перед отправкой в Туркмению пару вечеров просидел в библиотеке, знакомясь с будущим местом службы, кое-что из этих тонкостей знал, но даже будь иначе, ему и в голову не вошло бы отказаться от предложенного угощения.
Время истории и личное время — что из них важнее? Для отдельного человека важнее собственное время, и даже если доведётся человеку быть свидетелем великих потрясений, историческое время почти не задевает современника. Рождение сына стократ важней крушения самой великой империи. Это сто лет спустя потомки будут считать, будто предки только тем и занимались, что творили историю. А они просто жили. Так что сто тридцать лет, на которые швыряло Савостиных — ничто по сравнению с двумя десятилетиями, прожитыми по собственным, семейным часам. Ходики с кукушкой показывают время правильней изотопного эталона.
— Мам, — позвала Шурка, подымаясь с колен, — а Митрошка сейчас в раю?