Он оглядел разгромленную квартиру. В прихожей оставалась коляска, которую они всего неделя, как подарили Митрошке. Платон откинул в сторону выломанную дверь, двумя руками поднял коляску и вышел из помещения, которое ещё утром Шурка считала своим домом.
И киот устроить как следует Серёжа не позволил. Квартирка-то однокомнатная, где спать, там и молиться, а занавесочки перед образами Серёжа сорвал, обозвав Александру дурой и деревней.
— Одного только боюсь, а вдруг майору так же сильно захочется ломать историю, как тебе хотелось молочка?
— Какая же это скотина? Были, конечно, и кошка, и собака. Кошка Дымка, серая, пушистая, уж не знаю, каких кровей. И Рогдай, это кобель, метис — лайка с овчаркой.
— Вот уж на смерть я ничуть не похож! — гость усмехнулся. — И телом не вышел, и делом. С косой тоже управляться не умею.
В сытые времена, когда садились вечерять, мать вываливала картошку из чугуна в миску, и каждый брал по своему хотению. А нынче картошка счётная, торопись — не торопись, а больше соседа не схватишь. Две картошины хозяину, по две детям, две себе.