— Люби меня больше всех… — беззвучно повторили сухие губы Дроны.
За Панчалийцем свиты! — шуму на весь лес, кони ржут, воины ржут (это они меня увидели), два слона только не ржут.
Дрона стоял, смотрел на тропинку, которая издевалась над сыном Жаворонка, сворачиваясь в кольца и ведя в никуда, а в душе Брахмана-из-Ларца творилось странное. Ему казалось: нарушь он сейчас все приличия и кинься по тропинке-насмешнице, ударься всем телом о пустоту, закричи подобно обиженному ребенку — безымянный аскет-погонщик явится обратно.
Драка. Постыдная, мерзкая драка, базарное толковище, непристойность… позор.
Толпы оголтелых мамок и нянек, умудряющихся прикрывать маленького господина зонтом от солнца, даже если господин в это время изволит биться на тупых мечах с другим маленьким господином, — это доля кшатрия?!
— Так какого бхута ты не прикончил его раньше?